Зачем?

Среди зеленеющей монгольской степи белеют большие беломраморные изображения Архатов — оба обезглавлены. Тут же, среди трав, брошены два тоже беломраморных льва. Тут же и большая черепаха. Все это напоминает о минских временах. Невольно является вопрос: зачем эти мраморы валяются среди степного безлюдия? Кто обезглавил Архатов? Кто и какими чудовищными усилиями разбил пополам мраморное тело одного из них? Все эти куски мрамора очень тяжеловесны. Целые тонны. Кто же и зачем ворочал их среди степи? Кто тратил свои силы на такие сокрушения?

Вдалеке высятся красивые темные скалы. На одной из них — большой и до сих пор почитаемый Обо. Даже издали чувствуется, что это место должно быть чем-то замечательно. Приближаемся. Скалы изрыты пещерами, и малыми, и побольше. За поворотом, перед лицом реки, на скале бросается в глаза старинная, почти циклопическая кладка. Оказывается, на скалах когда-то гордо лепился целый монастырь. Судя по глазурованным черепицам и обломкам крепко обожженных кирпичей, можно догадаться, что монастырь был когда-то и кем-то сложен прочно.

В пещерах и посейчас находятся обрывки старомонгольских надписей и молитв. Много маленьких глиняных приношений с разнообразными печатями на днищах. Ясно, что здесь было большое обжитое место. Кто-то здесь заботливо строил вовсе не для того, чтобы затем это строение валялось в обломках. Мало того, кто-то очень выбирал это место. Были затрачены большие труды на кладку крупных камней. Были высечены в твердых скалах удивительно гладкие большие, поверхности, служившие одною из стен большого здания.

Кто-то любил это место и заботился о нем. Кому-то окрестные пещеры, наверное, напоминали о подобных пещерах Тибета и Гималаев, где песнопевец Миларепа прикладывал руку к своему уху, чтобы слышать голоса, другим неслышимые. В пещерах, наверное, кто-то мыслил об Архатах, о Заветах общежития мирного. Спрашиваем местных монголов: кто же по их мнению нарушил монастырское строение? Они отвечают печально-спокойно: "Дунгане". Сколько раз по всем этим местам восставали дунгане-фанатики. Монголы не раз говорили нам: "Если что устоит от дунган, тогда уже устоит против всего сущего".

О дунганах говорили нам и в Карагольчах, и в Цайдаме, и на нагорьях Тибета. Показывали большие развалины монастырей, деревень, каких-то крепостей и при этом также эпически невозмутимо добавляли: "Все дунгане". Видали мы и нарочно закопченные пещерные фрески, безвозвратно погибшие. Видели умышленно исцарапанные лица изображений. Видели обезглавленные статуи, и почему-то все это нарушенное и погубленное местные люди связывали с какими-то восстаниями дунганскими. При всех этих рассказах звучала какая-то печаль, как бы о чем-то неизбежном.

Неужели дух человеческий может приучаться к сознанию о неизбежности умышленных разрушений? Неужели не покажется странным и недостойным человеческого бытия, что энергия должна безумно тратиться на разбитие целых каменных глыб? Если наймете каких-то поденщиков, то они, наверное, будут жаловаться о том, какими непомерными трудами им пришлось расколачивать огромные массивы. Но те, которые обезглавливали и рубили пополам огромные каменные изображения, наверное, не печаловались о своих потраченных трудах. Почему-то не жалуются люди на энергию, потраченную на что-то разрушительное.

Также удивительно, что мирные окрестности, видимо, не могли утихомирить разрушителей. Казалось бы, окружающее должно влиять. Если оно будет безобразно нагромождено, если будет полно миазмами зловония, если будет раздражать напоминаниями, то еще кое-как можно себе представить несдержанную волну неистовства. Но если вокруг будет цветущая степь, если далеко протянутся синеющие, зовущие дали, если глянут цветы разноличные, если бодро пахнет полынь придорожная, то неужели же все эти знаки мира нс успокоят яростную душу? Неужели все это благоцветение не скажет о преступности разрушений?

Уже не раз приходилось отмечать о городах, снесенных до основания. Большие труды были положены, чтобы превратить прочные строения и стены в кучи щебня. Не только проносился яростный вихрь по городским улицам, нет, злоба разрушения шла обдуманно и медленно, испепеляя дотла все на пути своем. Многие люди никогда не видали на своем веку таких разрушенных мест. Вероятно, им вообще кажется, что такие разрушения невозможны. Но не только исследователи древних разрушений, но и все побывавшие на местах недавней Великой войны уже навсегда запомнят, что есть злоба человеческая.

Посетители мест еще недавних боев во Фландрии знают, может быть, навсегда обеспложенную почву. Путники могли видеть снесенные дотла храмы, целые соборы, казалось бы, уже давно вошедшие в историю искусств. Вновь устроен собор Ипра и Реймса, вновь подделаны разбитые колонны и застеклены окна. Но ведь техника витражей уже будет не та, это уже будет подделка, на которой следовало бы написать, чтобы когда-то новый какой-то путник не был введен в заблуждение. И резьба капителей колонн будет другая. И книгохранилища, хотя и будут вновь наполнены, но ведь это будут какие-то новые книги, а не те, уже неповторимые.

Разве недостаточно гремели вопли войны? Может быть, они уже не повторятся. Но даже не в одной части света, а в нескольких опять идут военные шепоты и скрежеты. Опять плуги перековываются на копья. Опять мир находится, может быть, еще в небывалом смятении. Много было изданий с изображениями ужасов войны. Но, может быть, их все же было еще недостаточно. Когда народные массы бывают спрашиваемы о войне или о мире, они всегда подадут голос за мир. Еще на днях подобный опрос показал, о чем мыслит сознание народа.

Но поверх сознания, поверх опыта, поверх всего сердечного мира врываются ужасающие гримасы, желающие опять покрыть землю телами обезглавленными. Всякие причины к тому будут приведены. Всякие вычисления будут доказывать полезность кровопусканий. Но все-таки неизбывный вопрос останется неотвеченным: зачем?

Зачем белеют среди цветущей степи обезглавленные мраморы, зачем разрушены стены, зачем в осколках труды человеческие? Зачем?

Послесловие к Записному Листу "Зачем"

Если, с одной стороны, возникают скорбные вопросы "зачем", то с другой стороны, слышим и прекрасные утверждения "оттого" или "для того". "Новая Заря" — "Нью Дон" является одним из ответов на прежние скорбные вопросы. Для того и народился и существует этот светлый голос почтенного Васвани, чтобы воззвать тогда, когда его призыв так особенно нужен. "Новая Заря" зовет к созиданию, к широкому пониманию и к духовным радостям. Ведь так много скорби кругом, так много изломов и надломов, что каждый созидательный зов неотложен.

В каждом обращении Шри Васвани обращает внимание человечества на неотложное. Он зовет о тех истинах, которые, казалось бы, должны явно лежать в основе человеческого бытия. Но в глубоких скрынях захоронены светлые истины. Так часто они залиты базарной тривиальностью и пошлостью извращенного рассудка. Нужно иметь подвижническую отвагу, чтобы и на перекрестках сутолоки напоминать прохожим о том, куда они идут и зачем идут.

Можно ли молчать, когда на глазах происходит явление человеконенавистничества, когда гремит насмешка над самым священным? Можно ли молчать, когда под уловкою скепсиса потрясаются вечные корни? Кто же говорит против наблюдений и исследований? Все честные непредубежденные исследования приводят к той же неоспоримой Истине. Издания, подобные "Новой Заре", как окно во тьму открытое. Несут далеко зов и, конечно, принесут и ответ.

Широко раскинулись в мире светлые, ищущие души. Они щедро рассыпаны. Не обойдена ими планета. Но часто не знают они друг о друге. Часто скорбят они в такой справедливой напряженности. Часто пытаются заглянуть дальше, ибо сердце знает, что у них есть и друзья, и сотрудники, но, по человеческому зрению, их не видно, и в пределах человеческого слуха — они невнятны. Велика задача и обязанность каждого светло объединяющего органа. Ведь это тот самый мост, без которого друзья и не найдут друг друга, без которого и прекрасная беседа не состоится.

"Новая Заря" всходит тогда, когда мы понимаем, что для радости и любви насаждены сады благоухающие, в которых каждый труд уже будет благословением. Когда слышим благословенные зовы Шри Васвани, и в далекой пустыне мы радуемся. Ведь он зовет к тому же осознанию, к тому же сотрудничеству, к тому же взаимопониманию."Близко Заря, но еще ночь", — так говорил страж в устах библейского пророка. Уже тогда ощущались признаки Зари, а теперь они, значит, еще ближе. Сбережем для Зари наши лучшие приветствия.

2 Августа 1935 г.

Публикуется впервые

***