В столетней истории Общества Поощрения Художеств, кроме покровителей, деятелей, профессоров и учащихся, должны быть помянуты и служители. Они принимали и прямое и косвенное участие в деятельности Общества. Они знали все и не раз даже оказывали свое воздействие. Славные работники были Петр Мартынов и Петр Захарычев. Много трогательного можно о них сказать. Мартынов помер. Жив ли Захарычев? Крепкий служака был Андрей Одноглазый — на войне глаз потерял. Маститный Максим был, как ходячий архив Общества. Знавал Брюллова, Бруни, Островского, Григоровича. На "вы" не говорил. К телефону не мог привыкнуть. Бывало, стучит кулаком в будке… "Чего шумишь?" — "Да барышня, видно, заснула — не отвечает". И про турецкую войну умел рассказать и про выставку Куинджи и важно курил благовония перед высочайшими приездами. А медалей — некуда и повесить.

Антон Усаленко не желал носить форму и называл себя императорским секретарем. Возил доклады в Царское Село для подписи. Спросит: "Спешно"? И через четыре часа привозит подпись. "Как же ты это достал?" — "А мой двоюродный брат камердинером. Я ему сказал, что спешно, а Император в саду гулял — он и поднес к подписи". Всего бывало!

Самый тихий был Семен. Он-то оказался разрушителем искусства. Была у нас выставка экстремистов. "Картины" были составлены из различных предметов. Были тут и листы газет, и карандаши, и всякие обиходные вещи. На грех — на одной картине висел молоток. А Семену понадобилось гвоздик вколотить — он и совершил неслыханный вандализм: снял молоток, приколотил гвоздь и обратно повесил. Устроители выставки прибежали в ярости: "Глумление над художественным произведением! Поругание! Насмешка"! — и всякие угрожающие выкрики. Семен никак не мог признать свое преступление: "Да ведь я же молоток обратно повесил. Ничего от него не убыло!" Автор картины наскакивал на Семена с самыми свирепыми эпитетами, а тот невозмутимо твердил: "Вашему молотку я убытка не причинил и на место его повесил". Пришлось извиниться за "несознательного" Семена за его покушение на художественное произведение. Всего бывало!

Добром помянем и Павла, и Дмитрия, и Ивана — погиб он на войне. Только высадился с поезда на позицию, а пуля в самый лоб. Он предчувствовал, когда уезжал.

Публикуется впервые