Из АРКА пишут:

"Лекция Роквел Кента прошла очень хорошо с той точки зрения, что он говорил блестяще в защиту Культуры вообще, очень подчеркнув положение художника здесь, его борьбу за существование, невозможность жить заработком от продажи картин и отношение официальное к свободным профессиям. Параллель, приведенная при сравнении с обеспеченностью советского художника, который имеет контракт с правительством, обеспечен в своем существовании, конечно, не вышла в пользу здешнюю. Правда, он больше говорил, и при этом с горечью, о том, как тяжела была его жизнь как художника и как трудно всем художникам американским, за малыми исключениями, и, к сожалению, очень мало говорил о художниках, их работе, заданиях, жизни и т. д. в Сов[етской] России. Но он так пламенно говорил о Культуре, так встал на ее защиту, так подчеркнул здешнее непонимание принципов Культуры и возникающую из этого опасность для продвижения человечества, что, право, ему можно все простить. Это был вдохновенный клич в защиту заветов Культуры, и он произвел должное впечатление.

Конечно, не обошлось и без выпадов и, что было мне крайне больно, сделал это наш же друг — Илья, девочки, пришедшие на эту лекцию, и какой-то их друг, которого они привели. Последний выскочил, возбуждаемый Галей и Саной, и заявил, что искусство пришлое было значительным, а кого он может назвать ныне? Да и также, что искусство, которое было показано на Уорлд Фэр, здесь было убого. И почему он не говорит об искусстве до 17-го года? Илья выскочил и сказал, что прошлое искусство было несравненно выше, чему примером сложат картины, висящие в этом помещении. Тема лекции Кента была "Пиплс артист ин Совиет Юнион"^[93] — спрашивается как же мог он говорить о чем-либо другом или же об искусстве прошлой эпохи? Кроме того, в самом начале лекции он сказал, что хотел бы так писать картины, как Рерих, картины которого здесь. Выпады эти были очень печальны. После окончания лекции Илья остался с девочками и "чал самый ярый спор с Марковой, членом нашего совета директоров. Было просто жутко слышать взгляды Ильи, но особенно меня поразили девочки, Галя, своей ненавистью ко всему настоящему. Спрашивается, почему они так полны ненавистью, ведь они не пострадали ничем? Я готова понять и простить прошлому поколению, которое потеряло благосостояние и многое такое, что им трудно забыть, но молодые девушки, которые кричат буквально с пеною у рта, что лучше полякам и украинцам быть под немцами, ибо их знакомые и папа так говорят, явление жуткое. Маркова прекрасно с ними говорила, ибо и она из этой же среды, что и Илья, пострадала не меньше его, но силой духа и мысли прозрела и поняла, в чем истинная эволюция и прогресс для страны. Ее аргументы были основаны на истории, на научных фактах, ибо она видная ученая, славистка и историчка. Но и она была поражена Ильей и девочками и потом меня спросила, почему я приглашаю таких (просто не могу сказать, как она их обозвала) на лекции АРКА. Не могла понять, как такой мог быть членом. В Илье глубоко коренилось старое, и я не мыслю о том, чтобы его убедить в чем-то. Но он, упрекающий меня еще недавно в том, что фотографии разрушенных монастырей, которые мы показываем, вызывают ненависть к немцам, и что мы, мол, входим в политику, он сам таким выпадом делает из АРКА, идущей по культурному направлению, политическую платформу. Как это грустно!"

Да, тяжка борьба за Культуру!

10 января 1945 г.

Публикуется впервые