"С добрым утром, товарищи!" — звучит привет диктора, начиная утреннее московское радио. Эти дни передача ясна, и можно слышать подробно речи Молотова, Вышинского… За горами приобщаемся к жизни Союза и признательны нашей маленькой машинке на сухих батарейках, несущей далекие, дорогие нам вести. Газеты, журналы, письма, — все это требует долгое время, а жизнь сейчас так быстра. Поток быстротечный! Еще до войны мы чуяли, что следует быть всем культурным деятелям вместе, — писали Потемкину, Калинину, Молотову, Майскому — что дошло? Что не дошло? На больших расстояниях всяко бывает. В письмах к нам зовы: "Приезжайте!" Отвечаем: "Клич кликните". Значит, мы-то готовы, а здесь даже представителя нет. Есть торгпред, есть ТАСС, а вот консула и нет еще. По событиям судя — будет.

Кто знал нашу жизнь, тот не может сказать, что мы не имели связи с Родиной. Живая связь всегда была. А всякие злокозненные россказни доходили до того, что Судейкин уверял, что он видел на Мойке у наших ворот железнодорожный фургон, куда укладывали наше собрание старинных мастеров для вывоза за границу. Какая ложь! Ни наше собрание, ни мои картины мы никуда не вывозили. Наоборот, привозили на Родину: из Сердоболя — четырнадцать картин, в 1926-м в Москву — восемь картин и еще целые десятки, ибо никогда отрыва не было. Возьмите хотя бы рижский сборник "Мысль" 1938 года. Во всех годах — сотрудничество. В 1943-м — "Слава", в 1944-м — "Славяне". АРКА, ВОКС и теперь во всех изданиях — "Россика". А индология Юрия. А хлопоты Святослава о выставке советских фильм[ов]. Начать перечислять и не кончить. И сейчас ждем ответ Комитета по делам искусств на нашу телеграмму Сысоеву. Также шептали, что я отказался от поста министра искусств, ибо спешил с отъездом. Опять чепуха! Отказаться-то я отказался, но потому что не верил во Временное Правительство, о чем я и говорил Горькому.

В Сердоболь мы выехали в Декабре 1916 года — врачи предписали чистый воздух после пневмоний. С тех пор мы наезжали в Питер нередко, а руководство учреждением я поручил Химоне. В 1926 году мы провели лето в Москве и на Алтае.

Целая цепь внешних событий изменяла наши планы. Вот мы были уже совсем готовы ехать из Сердоболя в Питер, но пресеклась железная дорога. Затем явилось предложение добыть в Швеции мои картины, бывшие там со времени выставки в Мальме в 1914 году.

Бьорк звал для этого в Стокгольм. Там получилось от Дягилева приглашение приехать в Лондон для новой версии "Половецких плясок", для "Садко", "Салтана". Все было в ходу, когда Бичам впал в банкротство, но тогда же приехал Харше от Карнэги Института с предложением выставки в сорока музеях Америки. Только что кончилось трехлетнее турне, как возникла пятилетняя экспедиция — Индия, Китай, Монголия, Тибет. Тогда же в 1926 году — Москва. Затем Индия, Научный Институт, выставки во славу Руси.

Никто не скажет, чтобы мы за все годы теряли связь с Родиной. Все мы трудились во славу новообновленной Руси. Никто не скажет, что эти наши труды были неудачны. Творческая, культурная работа останется запечатленной в Азии. Как сестры, дружны Индия и Русь — столько в них душевной близости. Сердце народов — нерушимый союз. Среди творчества все мы всегда готовы были приобщиться к работе на Родине. Тому много вех раскинуто во всех этих годах. Правда, трудны были сношения. Почтовый оборот требовал годовой срок — не шутка! Думалось, что эта протягновенность лишь следствие войны, но и сейчас не лучше. Все годы думалось, а теперь особенно, что всем творческим, культурным, научным работникам надо собраться вместе и приобщиться содружно в великой стройке всесоюзной народной Державы. Надо, надо и откладывать не следует. Многих из нас уже нет, а те, кто сохранил энергию и опыт, пусть соберутся дружно.

Радостно слышать о градостроительстве Щусева, о блестящем юбилее Грабаря, о творчестве Герасимова, Юона, Лансере, Кончаловского и многих, столь же одаренных. Шолохов издается в пятнадцати миллионах! Прокофьев, Шостакович, Ковалевский^[130] — целое войско даровитейших композиторов! А театр! А фильмы, прошумевшие по всему миру. Все эти достижения — не миф, созданный прессою, но подлинные непререкаемые культурные продвижения. И народы Союза во всех областях выдвигают одаренных деятелей — вот и единение в разнообразии. Много где мечтали о таком единении, но оно не выходило, а тут вышло на диво всем мирам. Так же восхищает разносторонняя деятельность Академии Наук. Вмещение всех отраслей познания и творчества — так и должно быть, но до сих пор не бывало. Всегда мешали какие-то нелепые преграды, насильственные разделения. Но вот истинная любовь к Родине стерла все больные наросты. Деятели воспряли, и вместо затяжных препирательств закипела дружная работа по всем областям. Издали все виднее. Слагается новое сокровище русийское. Народы чуют это достижение. Получается своеобразное "разумейте языци". А трудности — лишь новые возможности. Кое-кто еще "из-за кустов леса не видит". Есть человеки, кто умеют видеть лишь ретроспективно, но и они хотя бы "с оглядкой" убедятся в могучем росте русийского сокровища.

14 августа 1946 г.

Публикуется впервые