Дорогой друг Игорь Эммануилович,

Вот и мир пришел, и как будто цензура снята, а почтовые сношения не улучшаются, если не ухудшаются. За время войны дошло Твое доброе письмо, приходили письма теперь покойного моего брата Бориса, писал Бродский, в журнале "Славяне" появился мой "Лист дневника", ВОКС извещал нашу АРКА, что моя рукопись "Слава" читается с большим интересом художниками и писателями, Юрий получал весточки от Щербатского, но все это было во время войны, а теперь?

Главное, не знаешь, что вообще доходит. Писал я Тебе, писали Щусеву, Майскому, в Кремль. Юрий писал Баранникову и в Академию Наук — и все как в подушку. Наша АРКА тоже жалуется на трудности переписки с ВОКСом. Получил ли Ты отчет АРКА за прошлый год? Как Тебе кажется — откуда всякие такие трудности?

В московских газетах (здешний ТАСС нам их посылает) читаем о Твоих трудах и достижениях, читали Щусева о градостроительстве — все это так радостно. Русь быстро шагает, и все братские народы вписывают прекрасные культурные страницы. Велико внимание к русским победам и военным и культурным. Вы не можете знать, как устремлено внимание молодежи ко всему русскому. Спрашивают, как поехать? Как приобщиться?

Тем более хочется знать о художественной и научной жизни, чтобы рассказать ждущим и любящим. Где Билибин? Ничего о нем не слышно. Жив ли Яремич? Мне писали, что Бенуа помер во Франции. Да, оставшихся из "Мира Искусства" теперь меньше, чем пальцев на руках.

Шлем душевный привет Тебе и Твоей супруге. Авось дойдет!

Сердечно…

24 ноября 1945 г.

Публикуется впервые