Сергея Павловича мы любили. Он совершал большое русское дело. Творил широкие пути русского искусства. Все, что делалось, было своевременно и несло славу русского народа далеко по всему свету. С годами можно лишь убеждаться, насколько работа Дягилева была верна. Как все верное и нужное, эта работа была особенно трудною. Сколько враждебности и наветов окружало все, что слагалось Дягилевым и "Миром Искусства". Но и в самые трудные часы Дягилев не падал духом. У него хватало природной стойкости, чтобы одиноко, на своих плечах, выносить и разрешать самые запутанные положения. Санин рассказывал, как однажды в Париже театру Дягилева грозила почти неминуемая гибель. Но никто из участников даже не заметил и малейшего признака опасности. Узнали лишь, когда театр был спасен. Много таких побед!

Весь "Мир Искусства", журнал, портретная выставка, балет, опера — все это легко теперь перечислять, но трудно измерить, какая бездна энергии потребовалась для каждого из этих дел. Много доброжелательства выказывал Дягилев во всех житейских встречах.

Наши отношения начались с конкурсной выставки 1897 года. В "Новостях" Дягилев добром отметил моего "Гонца". Затем он очень хотел получить для Парижской выставки 1900 года "Поход", но картина уже была отдана на академическую выставку. Жаль! После, в 1903 году, Дягилев приехал к нам на Галерную и пригласил на выставку "Мира Искусства" в Москву. Увидав еще неоконченный, по моему мнению, "Город строят", Дягилев взял с меня обещание, что ничего более изменять в картине не буду. Эта московская выставка дала большие следствия.

Следующая встреча наша была на почве театра в 1906 году. "Половецкий стан" (тот, который в Третьяковке), а затем "Псковитянка" (Шатер Грозного), "Игорь" и в 1913 году — "Весна Священная". Уже в Лондон в 1920 году Дягилев прислал мне телеграмму — привет о пятисотенном представлении "Половецкого стана". Не знаю, где находится мой занавес к Китежу — он был принят превосходно. Где занавес Серова? Ведь это была капитальная вещь: "Неужели мыши съедят?"

Последний раз мы виделись в Лондоне в 1920 году. Обсуждались с Бичамом "Царь Салтан", "Садко"… Но Бичам впал в банкротство, и проект развалился. С радостью следили мы, как Дягилев через все трудности преуспевал. Теперь его имя уже обозначает большие русские победы (см. "Венок Дягилеву").

Очень показательно, что Дягилева в последние годы потянуло к библиофильству. Он почуял, что надо спасать и окружить особою бережностью. Дягилев и Бенуа дали незабываемый путь искусства. Хулители на все найдутся. Наверно, ктото поносит "Мир Искусства" вообще. Но история русского искусства сохранит это движение на одной [из] лучших своих страниц.

Хорошо сделал Лифарь, устроив выставку, посвященную Дягилеву.

[1937 г.]

"Художники жизни"

(Было опубликовано с сокращениями)