В китайских дальневосточных городах расхаживают всякие мастера-починщики. Странным песенным складом несется по улицам: "платье починяйт!", "джонтики починяйт", "чайники починяйт" — чего только не починяют китайские хожалые мастера!

Но вот, среди всяких перечней сокровищ, требующих починки, слышится странное и точно не подходящее слово. Хожалый мастер распевно предлагает: "Деньга починяйт!". Новоприезжим кажется, что они ослышались. Слишком заманчиво! Ведь и многие правительства не отказались бы от предложения починить деньги. Но старожилы поясняют, что вопрос о починке ветхих китайских бумажных знаков имеет самое обиходное значение. Истрепанные банкноты нужно чинить, как протоптанную подошву или протертые локти.

Починка денег происходит тут же, на улице, если дождь и ветер не мешают. И странно, и смешно, и трагично наблюдать, как мастер соединяет порванные части бумажек. Из несколько погибших банкнотов штопальщик выберет нужные буквы и знаки. Лишь в случае особой неизлечимости, может быть, попадутся буквы из объявления о мыле или хозяйственных принадлежностях. Склеенные, проглаженные опять выявляются к жизни знаки валютные. Их опять признают, ими опять оценят труд человеческий.

Немало обрезков останется на улице после такой операции. Самые настоящие крохи ценностей — уже не нужны. Впрочем, штопальщик подберет всякую букву — не сегодня, так завтра она где-то очень пригодится. У каждого мастера большая коллекция букв и значков на случай починок.

"Деньга починяйт!"

Бумага рвется. В слитках серебра может оказаться медная или оловянная начинка. Опытные люди советуют не пренебрегать деревянными палочками — деньгами игорных домов. Без обмана знаки игорных домов. Не изорвутся, дерево — без начинки, а главное — "честь" игорного дома ручается, что их не отвергнут.

Видели австрийские и германские марки на винных бутылках. Видели всякие вольтфасы и сальто-мортале разных знаков. Почему же удивляться доверию к знакам игорных домов? Не ими ли иногда решались дела целых областей?

Древние гривны были ценою коровы, а теперешняя их ценность дала бы кусок хлеба. Наверно мильрейсы получились тоже ценою всевозможных превращений. Когда-то один дукат находил место в завещании, а ведь сейчас ни один франк, ни даже один доллар уже неуместны, лишь могут являться символическою ценностью.

Большой переполох во многих столицах вызвал бы зазывный крик: "Деньга починяйт!"

Сколько починок требуется везде! Люди научились сложнейшей операции — брать в долг у самих себя. На некоторое время и это годится. А там? Может быть, удастся подклеить недостающие буквы.

На том же Дальнем Востоке до сих пор вы слышите и другое сказание: "Вам открыты теперь многие двери, вход в которые раньше был запрещен под страхом смерти"; "многое вы использовали и узнали, но все же есть еще некоторые вещи, которые вы никогда не постигнете, и некоторые тайны, которые всегда для вас будут непонятны. Под этим холмом вместе с останками императоров находятся неисчислимые богатства: драгоценные камни, связки слоновых бивней из Индии, шелк из Аннама, серебро из Тибета и золотые слитки Монголии. Все было принесено как дань Китаю побежденными им народами. Первый император Минской династии в Панкине Мин Тай-су выбрал самые ценные из своих богатств и приказал схоронить их вместе с его телом. Он боялся, что его потомки потеряют свою мощь и сокровища будут разграблены армиями врагов. С торжественной церемонией тело императора было перенесено в склеп. Тысячи слуг несли за ним его отборные сокровища. Через несколько дней по окончании тризны все слуги были умерщвлены, и тайна погребенных сокровищ ушла вместе с их жизнью. Умерли один за другим и прочие свидетели тайны, и когда пришли армии врагов, разрушили храмы и дворцы, разграбили Панкин — богатства династии Минов остались нетронутыми, охраняемые душами тысяч погребенных там же слуг. Никто не рискнет разыскивать места спрятанных сокровищ…"

"Вестник Китая" напоминает о старых, вечно живых преданиях. Существуют ли эти захороненные сокровища? Отчего нет? Возможно, что они еще прекраснее предания. Но также возможно, что они никогда и не существовали. Может быть, они созданы лишь народным приукрашением, как орнамент на саркофаге.

Фольклор нуждается в орнаментах. За народными сказками оказывается вышивной узор, полный исторического значения. Народ ищет красоту жизни. Для нее он поет и слагает мелодии, для нее он должен расцветить узором каждый ворот и подол, и нарукавник. Ради Красоты народный творец закончит крышу коньком и зацветит ставни травным богатством. Ради Красоты!

Ради Красоты всякие пятилетки неизбежно закончатся заданиями о красоте жизни.

"Деньги починяют", придумывают всякие новые заплаты, грызут друг друга… Мир армагеддонно содрогается… Когда же пройдены все закоулки, когда вылиты чаши ненависти и произнесены все заклятия злобы, тогда опять сперва робко, а затем и повелительно зазвучит приказ о Красоте. Пройдут все штопальщики. Подобьют подошвы, заштукуют локти.

"Сознание красоты спасет". Поведут эту изначальную песнь поэты и художники. Загремит она на струнах и хорах. И дольется песнь до народных скрынь, где захоронено много Красоты и Подвига. Без красоты жизни не одолеть тьму.

Ходит по свету прекрасная книга поэта Рихарда Рудзитиса "Сознание красоты спасет". Постучится этот вестник в разные врата. Где-то послушают, где-то восхитятся, где-то возрадуются в желании озарения жизни. "Сознание красоты спасет".

20 Ноября 1936 г.

Урусвати, Гималаи

Публикуется впервые