Врубель как-то говорил мне: "Занятно было бы взглянуть на наши картины лет, этак, через триста. Пожалуй, и не признали бы". Даже на самых кратких расстояниях в течение полувека и то выступают всякие неожиданности. На картине Куинджи в небесах проступила лишняя мельница. У Сарджента выявился второй профиль. У старых итальянцев можно различать записанные головы, переставленные руки — все это сделано не реставраторами, а в процессе работы. Нежданные проявления произошли даже при пользовании сравнительно несложными красками. А что же будет теперь, когда с каждым годом фабриканты неустанно предлагают новые краски и клянутся в их прочности? В то же время старинные, давно известные краски объявляются предательскими и никуда не годными. Но между изгнанниками имеются и такие, которые простояли несколько веков. Вспоминается, как при одной постройке предполагались своды по образцу старой псковской церкви. Инженер нашел такие своды непрочными. В пылу своих доводов инженер забыл, что осужденные им своды отлично простояли с двенадцатого века и не отказываются выстоять еще несколько веков. Но все-таки недоумение Врубеля незабываемо. Думается, что через три века многие современные нам картины сильно изменятся. Некоторые останутся в дымке сна, а другие воспримут цвет сапожного голенища. Уж лучше первое. Одни мастера весьма заботятся о сохранности своих творений, а другие, увлекшись самою работою, совершенно забывают о вековых судьбах.

Сложная вещь — века. Никто не знает, что отольется в их горниле. Археологи скажут спасибо и Дарию за его начертания на скалах, и пожалеют, что Александр Македонский мало отметил свой путь. Теперь его знаменательные остановки устанавливаются по догадкам со всякими филологическими мучениями. А что бы стоило оставить на скале начертание! Что было бы с законами Хаммураби, если бы они не запечатлелись на камне?! И кто разгадал бы египетские иероглифы без спасительного камня, найденного французскими солдатами. Кто-то скажет, что каждая земная надпись уже тщета и суета. Но скажет это не историк и не археолог. В минуты "благодушия" Боткин брал меня за руку и сладко говорил: "По всем вероятиям, вы меня хоронить будете, а может быть, еще я вас похороню".

[1939 г.]

"Из литературного наследия"

(Опубликовано без последней фразы)