В 1958 году Ф.И.Панферов, бывший тогда главным редактором журнала «Октябрь», обратился к автору этих строк с просьбой принять приехавшего из Индии Юрия Николаевича Рериха. «Юрий Николаевич,— сказал при этом Ф.И.Панферов,— принесет вам для прочтения «Листы дневника» его отца. Прочтя их, вы сразу же захотите написать о художнике Рерихе. Вы увидите, как он любил Родину и тогда, когда жил в России, и тогда, когда находился за ее пределами. Патриотизм большого художника не может не увлечь вас».

Избранные очерки из «Листов дневника» Н.К.Рериха были напечатаны в 10-й книге журнала «Октябрь» за 1958 год. Им было предпослано введение, которое легло в основу данной статьи.

Художник Николай Константинович Рерих родился, сформировался как человек, как мастер живописи и крупнейший деятель культуры в России. Полжизни провел он на родине, любовался ее «степенными» лесами, ее студеными озерами, пил из ее светлых родников, впитывал, изучал ее великую культуру со всею страстью художника, ученого, поэта и патриота. Сам творил не покладая рук. Писал картины и поэмы, разбирался в летописях, собирал предания старины. Открывал древние памятники искусства. Ходил по русской земле с ружьем охотника, лопатой археолога, исследовал курганы.

Три последних десятилетия своей долгой жизни, вплоть до смерти в 1947 году, Рерих провел за рубежами Родины. Более 20 лет прожил он и умер в «далекой Индии», завоевав глубокое уважение ее лучших людей. Такова эта необычная жизнь, своими руками разломанная надвое.

Спустя десятилетие после смерти художника его старший сын Юрий Николаевич Рерих привез на родину картины отца и его «Листы дневника», написанные на чужбине. Чтение этих дневников вызывает и печаль и радость. Печаль, ибо нельзя человеку отрываться от Родины на долгий срок. Особенно в грозный и великий период ее истории. Замучит тоска по Родине, как мучила она художника Рериха до последнего часа жизни. Этой тоской пропитаны его дневниковые записи.

Но есть в этих дневниках и нечто другое, что ломает предубеждение и заставляет уважать человека, сумевшего остаться русским и пронести через все трудности и преграды свое российское подданство, как великий дар судьбы, сумевшего найти путь к сердцу великого индийского народа и быть ему полезным.

«Если человек любит Родину,— пишет Рерих в одном из своих очерков,— он в любом месте земного шара приложит в действие все свои достижения» ¹. Выросший в великой стране, воспитанный в ее благородных традициях, Рерих оказался, естественно, посланцем доброй воли на Востоке и внес свой вклад в дело сближения народов. Картины, которые он посвящал природе восточных стран, экспедиции, которые он там проводил, преодолевая огромные пространства, а главное – широкие знания, талант, уважение к культуре других народов позволили ему сотрудничать с прогрессивными деятелями Индии.

Тоскуя по Родине, ловя скудные сведения о ней, жадно вчитываясь в русские книги, которые удавалось доставать, Рерих пытался разгадать смысл происходивших на его Родине социалистических преобразований. Его деятельной натуре, натуре великого труженика, радостно было узнавать, что советский народ занят грандиозным строительством. Он был счастлив, что именно на его Родине воплощаются в жизнь дорогие ему идеи братства народов.

Такова созидательная сила революции, таково обаяние ее идей, что она заставляет каждого вдумчивого и глубоко чувствующего человека, если он сознательно не противится им, попытаться понять смысл рождаемых революцией событий.

В «Листах дневника» свое повествование о жизни Рерих начинает с воспоминаний о детстве, и это, конечно, не случайно. Формирование художника – процесс сложный, иногда мучительно долгий, порой протекающий с разного рода колебаниями и крутыми поворотами.

Рерих сформировался на редкость рано, и, быть может, именно потому с таким пристальным вниманием вглядывался он в свои детские и отроческие годы. Он вспоминает, как ему рассказывала сказки какая-то старушка, что приходила к ним на Васильевский остров из Гавани, он помнит народные песни, что часто пелись где-то поблизости от его дома. Он помнит старинные картины в поместье своего отца, курганы невдалеке. Навсегда запомнились ему черты северной русской природы, студеное озеро с незамерзавшими зимой родниками. Он помнит, как своим деревянным мечом, который ему вырезал из липы «подрядчик Иван Иванович», он рубил драконов, засевших в бабушкином саду.

Многие дети испытывают нечто подобное, но, ставши взрослыми, не придают былым переживаниям сколько-нибудь серьезного значения. Рериху же все эти детские впечатления очень дороги, они полны для него особого очарования. Ведь все они напоминают ему Родину. Все они так или иначе участвовали в формировании его как художника.

Когда он будет писать свои первые картины о древних славянах, он закажет кузнецу настоящий железный меч. А два десятилетия спустя, в 1914 году, в его картине появится символический образ рыцаря с мечом. Так впечатления жизни переплавляются в образы искусства.

В средней школе многие одаренные подростки скучают, тяготятся уроками. Деятельный, пытливый ум Рериха и в гимназии умел выбирать то, что помогало укрепиться его страсти к истории, к археологии, что питало его воображение художника. Уже тогда он задумывался над тайнами курганов и древних славянских поселений и, прикасаясь к предметам раскопок, ощущал «трепет веков давних». Он с увлечением мастерит карту Азии, как бы предваряя свои будущие жизненные и творческие пути...

Таким же целеустремленным, готовым приложить свои силы к практической деятельности переступает юноша Рерих порог университета и Академии художеств. Он сознательно и как-то удивительно непринужденно сочетает обе стороны человеческого познания – науки и искусства.

Он не тяготится этим добровольно на себя наложенным грузом, не раздваивается, а именно, как сам выражается, «сочетает». Это сочетание войдет в его плоть и кровь и определит в значительной степени характер его деятельности в дальнейшем.

С юных лет и на всю жизнь Рерих сохранит восторг перед русской культурой. В глубокой старости, оглядываясь на свой многотрудный жизненный путь, за тридевять земель от России он повторяет с наслаждением: «...о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» и добавляет: «Звучен язык Вергилия и Овидия, но... принадлежит прошлому. Певуч язык Гомера, но и он в пределах древности. Есть соревнователь у русского языка – санскрит-праотец. Но на нем даже в Индии уже не говорят. А ведь русский язык жив. Он живет для будущего» ².

Рерих сам с детства сочиняет «сказы», увлекаясь живой прелестью русского языка, а впоследствии будет изучать язык и как ученый и как художник-литератор. На всю жизнь сохранил он признательность к своим учителям, которые ввели его в мир отечественной истории, приобщили к высоким радостям искусства.

Один из самых прочувствованных очерков «Листов дневника» Рерих посвящает Архипу Ивановичу Куинджи. Он называет его великим художником и «великим Учителем жизни». Образ Куинджи врезался в его память «среди самых дорогих воспоминаний».

Куинджи привлекал сердца молодежи и своим опытом педагога и тем, что, как выражался Рерих, он умел спаять учеников высокой целью служения «искусству и человечеству». Рериху импонировало и то, что, начав свою жизнь подпаском, Куинджи добился почетного места в искусстве своим неустанным трудом и талантом, и то, что он знал жизнь. О необходимости знать жизнь, чтобы творить нужное людям искусство, художник еще не раз скажет в своем дневнике.

Начало творческого пути Рериха можно датировать 1895 годом, то есть тем временем, когда он поступил в мастерскую Куинджи. И хотя в те годы Рерих был только начинающим художником, он уже знал, что именно он намерен делать, чему и кому посвятить свою лиру. Молодой живописец захвачен образами героев русских былин, богатырей, храбрых ушкуйников, воинов в шлемах и кольчугах, преодолевавших неисчислимые опасности. В те годы Рериха увлекал богатырский эпос Виктора Васнецова, и сам он собирал материал для своих исторических композиций, создавая цикл работ на мотивы русской истории.

Роль Куинджи в творческой биографии Рериха тем значительнее, что он направил пытливый взор своего ученика на окружавший его мир живой природы. Склонный на все смотреть сквозь призму искусства и литературы, Рерих в период влияния на него Куинджи много работает над этюдами с натуры, учится подходить к природе с тою непосредственностью, которая сказалась в его лучших произведениях.

Но конечно, неверно ограничивать влияние Куинджи только этой первой стадией познания мира природы во всей ее прелести и непосредственности. Само искусство Куинджи, устанавливаемые им традиции требовали поэтического обобщения видимого, учета декоративных качеств композиций.

Лучшая из картин раннего Рериха – его знаменитый «Гонец» (или точнее «Гонец. Восстал род на род») – творчески, самобытно развивает эти традиции. «Гонец» – русская, лирическая, человечная трактовка былого. И залитый луной спокойный широкий пейзаж, и притаившееся в тишине ночи жилье человека, и тени на воде, и быстро скользящий по реке челнок, и гребец, и погруженный в тревожные думы старик посланец – все это так правдиво, так проникновенно, так поэтично!

Молодой живописец одержал настоящую победу, закрепленную тем, что с выставки дипломных работ картина была приобретена П.М.Третьяковым для его галереи – великая честь для любого художника. Картина «Гонец» – программная картина Рериха – открывала собою какую-то новую страницу в русской исторической живописи. Она не была, конечно, похожа на могучие народные эпопеи Сурикова. Молодой живописец занял куда более скромное место. Но в правдивой поэтичности его произведения заключался открытый протест против ложно бутафорской, официозной исторической живописи.

Рерих пробивал дорогу историческому пейзажу: такую большую и принципиально важную роль играет в его славянской серии картин образ природы. Однако пейзаж, исполненный настроения, активно участвующий в драматической ткани картины, обогащается сюжетом, который и определяет весь строй картины, включая пейзаж. Кстати сказать, Рериху не были чужды и литературные сюжеты; он охотно вступал в творческие содружества с писателями, драматургами, поэтами.

Принадлежа по своим эстетическим убеждениям к лагерю символистов 1890-х – 1900-х годов, Рерих был совершенно лишен в те годы пассивно-созерцательных настроений, свойственных многим из них. И современная жизнь и жизнь древних славян представляются художнику непрестанной борьбой – борьбой человека с природой, с многочисленными врагами.

В картинах Рериха нет, или почти нет, определенных исторических личностей. Персонажи его произведений – воины, старцы, старейшины племени, рода; это маленькие по размеру фигурки, делающие какое-то общее дело. Герои рериховских картин воюют, обороняются, прокладывают водные пути, рубят себе избы и поселения, совещаются, объединяются, живут активной жизнью воинов, строителей, тружеников. Художнику важно навеять определенное настроение, установить интимное общение между современным зрителем и тем миром истории и мифологии, который появлялся в его картинах.

В темном с блестками луны лесу изображены старцы, они обсуждают какие-то важные события («Сходятся старцы»), в призрачном стилизованном лесу, спрятавшись за большой камень, пригнулись охотники с натянутыми луками («Ждут») – таковы мотивы ранних рериховских картин. Пейзаж является главным источником настроения, эмоциональным выразительным комментарием к сюжетам, представляемым фигурками людей.

В рыже-золотистых, насыщенных тонах Рерих пишет одну из лучших своих картин «Город строят», где впервые, пожалуй, с такой убедительностью показан труд славянина. Фигуры людей, как обычно у Рериха, невелики – в картине царит деревянный многобашенный город, но в ней улавливаются слаженный трудовой ритм, радость творчества.

В иных своих картинах Рерих обращается к батальным сюжетам. Он пишет бурные волны, бегущие облака, надутые ветром красные паруса, крутобедрые ладьи. На ладье – князь Владимир, который держит путь на Корсунь. И картина по размерам невелика и еще меньше фигурки людей, но настроение, выраженное прежде всего взволнованным пейзажем и звонким сочетанием ликующих, золотистых и алых красок, передается зрителю. Оно мажорно, активно и торжественно («Поход Владимира на Корсунь», или «Красные паруса»).

Работая в период, когда в близкой ему художественной среде был распространен «этюдизм», то есть культ чисто эмпирической фиксации природы, когда многие художники увлекались случайностями импрессионистской композиции и «натуральной» цветовой гаммой, Рерих добивался законченной, стильной, сюжетной картины. Он стремился подчинить образ природы своему миропониманию. Иногда он добивался своего идеала, иногда он оказывался в плену стилизации, засушивал свои произведения. Во всяком случае, сюжетная картина была для него наиболее подходящей формой выражения.

1900-е годы – новая фаза в творческом развитии Рериха. Художник отошел от своего «Гонца», слабее стали чувствоваться традиции Куинджи. Его влекут романтические пейзажи, пейзажи-символы. Пейзажи Рериха 1900-х годов не просто «аккомпанируют» тем сюжетам, которые развертываются на полотне. Они «сопереживают» человеку, непосредственно отражают его взволнованные чувства. Иной раз художник как бы призывает зрителя оглянуться на прекрасный, спокойный мир, широко раскинувшийся перед ним, уводящий его взор к горизонту. Иной раз, и все чаще, на первом плане таких пейзажей художник помещает старца, как бы сошедшего с древней фрески, или согбенную в три погибели «ведунью» из народной сказки, или стилизованную фигурку Ункрады. Много в эти годы появляется у Рериха иконописных ликов, которые должны символизировать модные в те годы в среде символистов мистические размышления.

Но когда Рерих преодолевает эти сковывавшие его надуманные тенденции, он создает такие прекрасные произведения, как «Бой» и «Небесный бой» с их бурной патетикой, с их живым и поэтическим чувством величия природы.

В ряде эпических полотен – «Бой» и «Небесный бой», элегическая «Ункрада» – Рерих заявляет себя как мастер философского пейзажа. Восторженно «раскидывает» он мысль по необъятному пространству. Это определение, высказанное применительно к себе самим художником, дает нам ключ к самым заветным произведениям его зрелых лет, а также поры его «последних песен».

В своих многочисленных очерках, поэмах, исследованиях Рерих любил повторять, что жизнь и искусство непознаваемы, что непознаваема также и красота, которой он служил всю жизнь, что природа полна тайн, столь же непознаваемых, и т.д. Рерих и в дальнейшем прибегает к идеалистической фразеологии. Но своей практической деятельностью, всей своей крайне любознательной и активной натурой он опровергает свои философские постулаты, все время вторгается в область «непознаваемого», разгадывает тайны природы, истории, древней литературы, филологии. Вот как он описывает свои переживания археолога: «Щемяще приятное чувство первому вынуть из земли какую-либо древность, непосредственно сообщиться с эпохой давно прошедшей. Колеблется седой туман; с каждым взмахом лопаты, с каждым ударом лома раскрывается перед нами заманчивое тридесятое царство; шире и богаче развертываются чудесные картины» ³.

Черепки, вынутые из курганов, пещерные рисунки, архитектурные фрагменты, обряды и сказки, народные поверья и заклинания были для него неиссякаемым источником для исследований, зарисовок, догадок. Между его искусством и его научными занятиями была нерасторжимая связь. Последние обогащали его воображение художника, никогда, впрочем, не переходя непосредственно в его картины, но художник чувствовался и в его научных изысканиях. Повсюду он искал «ключи тайн». И тогда, когда разрывал курганы в Псковской и Новгородской губерниях, и когда беседовал с русскими сказителями и индийскими брахманами, и когда за слоями позднейших записей открывал чарующие образы русских фресок.

Рерих принадлежал к гуманистам XX века, он был близок к среде поэтов-символистов и сам обладал близкой поэту В.Брюсову культурой и любознательностью, брюсовским любопытством к жизни, к прошлому человечества, к языку и духовной культуре народов. Вместе с кругом близких ему художников он мечтал о новом Возрождении, стремился быть художником всеобъемлющего характера, подобно мастерам Возрождения. Сильные стороны таланта Рериха – чувство стиля, знание истории, вкус колорита, общая культура – сказались в его эскизах костюмов и декораций. В частности, Рерих отлично понимал, как много значит на сцене цвет – то напряженный и ликующий, то нежно-благородный, как бы приглушенный. Цвет должен был вызывать определенные эмоции у зрителя.

Подобно многим художникам и поэтам эпохи, Рерих тяготился окружавшей его действительностью и противопоставлял современности, «оскудевшей красотой», феодальные и доисторические эпохи, которые казались ему преисполненными прелести искусства. Он положил много сил на возрождение народного творчества и художественных ремесел, разрушавшихся под воздействием капиталистических отношений в стране.

Рерих выступал на съездах архитекторов, призывая воскрешать из забвения и охранять памятники искусства и старины. Он был обуреваем мыслью построить на севере, среди суровой и девственной природы Храм красоты. Его научно-художественная деятельность цементируется поглощавшей его идеей о высокой миссии искусства. Однако свои призывы пронизать жизнь искусством он облекает в туманно-мистические одежды. Тем интереснее, что на склоне лет Рерих сам осуждает «блуждания в трущобах непонятностей» и обрушивается на современных западных сюрреалистов.

Рерих рано заявляет себя как общественный деятель, организатор, редактор, педагог, осуществлявший на деле весьма жизненные и актуальные задачи. Инициативный директор Школы общества поощрения художников, устроитель выставок, председатель множества комиссий, собиратель коллекции старинной русской живописи, учредитель музея допетровского искусства, редактор журналов, он при всем том неутомимый путешественник. Поезда, брички, крестьянские телеги везут Рериха, его жену Елену Ивановну, его учеников по северу и западу России. И везде он пишет этюды, записывает предания и сказы, прислушивается к характеру языков разных народов, сопоставляет их и, главное, учит людей ценить и хранить созданные народом художественные ценности, изучать их, гордиться ими. Не забывает художник и земные недра и огорчен, что они так плохо и лениво исследуются.

В «Листах дневника» он говорит о догадках, которые возникали у него в этих странствиях и которые освещали его заветные идеи. Он настаивает на сходстве санскрита с русским, литовским и латышским языками. Он настаивает на родстве корней народов России и Востока. Он мечтает об объединении славян под духовной эгидой России, об оживлении древних связей России и Индии. Этот комплекс идей Рерих, ученый и художник, не устает пропагандировать, освещать в печати, в докладах и лекциях.

С этюдником и блокнотом он проделывает путь «из варяг в греки», затем исследует «великий индийский путь», он «обнимает мыслью» все пространство от западных районов России до Индии, которая более чем какая-нибудь другая страна Востока, влечет его как исследователя, ученого, поэта и художника. Одна из статей Рериха 1900-х годов так и называется – «Великий индийский путь»; свои размышления он облекает в изящные поэтические формы: «К черным озерам ночью сходятся индийские женщины. Со свечами. Звонят в тонкие колокольчики... Ищут судьбу. Гадают.

Живет в Индии красота.

Заманчив великий индийский путь» ⁴.

Через всю жизнь Рериха проходит тема России, и когда он в возрасте 66 лет писал свои воспоминания, он посвятил ей самые вдохновенные строки. Перед ним «от земли до неба» возвышались Гималаи с их сияющими снежными вершинами, и необычайная радуга пересекла небосвод, а он, восхищаясь красотой Гималаев, слагал гимны своей далекой Родине: «Велика красота русская... сколько изумительных красот в Псковской области и в Новгородской земле...» ⁵

Он вспоминает суровых и степенных новгородцев и псковичей, голубоглазых рыбаков, что живут на этих озерах.

Сохранилось коротенькое письмо Александра Блока, свидетельствующее об идейно-философской и творческой близости поэта и художника, о том, насколько близко и дорого было творчество Рериха современной ему литературно-художественной среде, насколько оно было внутренне связано с нею.

В 1914 году Александр Блок писал редактору журнала «Аполлон» С.Маковскому: «Рисунок Н.К.Рериха вошел в мою жизнь, висит под стеклом у меня перед глазами, и мне было бы очень тяжело с ним расстаться, даже на этот месяц... прощу Вас, не сетуйте на меня слишком за мой отказ, вызванный чувствами, мне кажется, Вам понятными» ⁶. «Вошел в мою жизнь» – это нечто большее, чем простое созерцание понравившегося поэту произведения искусства. Рожденные и творившие в эпоху, когда начинался третий, решающий период русского народно-освободительного движения, они оба, и поэт и художник, остро ощущали кризис буржуазной культуры, но были далеки от революционных сил страны, которые готовили «возмездие» старому миру. Они видели уродства окружающей их буржуазной действительности, искали выхода и обновления. Искусство и было для Рериха одним из средств «обороны» от жизни, панацеей от всех бед тяготившей его современной цивилизации.

Конечно, никак нельзя отождествлять Рериха с Блоком, с его трагическим ощущением современности, с его несравнимо более глубоким, чем у Рериха, пониманием политической атмосферы эпохи и ее противоречий. И все же при всех идейных, творческих и просто человеческих различиях между Рерихом и другими поэтами-символистами было и немало общего. Многие особенности пейзажей Рериха 1900-х годов, его отношение к цвету становятся более отчетливыми при сопоставлении их с пейзажами и палитрой поэтов-символистов, особенно Валерия Брюсова. У Брюсова и у Рериха мы встречаем и реалистические пейзажи, и пейзажи-символы, и условно-декоративную палитру. У поэта появляются и «купол эфирный» и «синяя безбрежность», за которыми, по мысли поэта, скрывается «сокровенный смысл явлений». Например, пейзажи Брюсова в цикле стихов «На Сайме» напоминают некоторые пейзажи Рериха той же поры.

Мох, да вереск, да граниты...
Чуть шумит сосновый бор,
С поворота вдруг открыты
Дали синие озер.

Или:

Тканью празднично-пурпурно
Убирает кто-то дали,
Расстилая багряницы.
И в воде желто-лазурной
Заметались, заблистали
Красно-огненные птицы ⁷.

Пейзажи и Брюсова и Рериха оптимистичны, в них плещут «ликующие волны», «сияет благость вечной синевы», поэту и художнику свойствен пантеизм в восприятии природы.

Можно было бы привести и немало других примеров, которые бы подтвердили известную творческую перекличку между Рерихом и поэтами-символистами.

Анализ цвета в произведениях Брюсова и некоторых других символистов (не в пример тонким гармониям А.Блока) обнаруживает, что и они, как Рерих, часто отказываются от «натурального» цвета во имя напряженных, экспрессивных и чисто искусственных живописных сочетаний. Красный у них обычно фигурирует в оттенках: «пурпурный», «багровый», «кровавый». Они усиливают эмоциональное звучание цвета соответствующими эпитетами: «пурпур роковой», «лазурь девственная» и другими. Помимо естественного природного цвета, они применяют искусственные: «черно-эмалевый», «золотой», «изумрудный» и т.д.

Настроения Рериха резко меняются в канун и период первой империалистической войны; в них различима тревога. В 1914 году, точно предчувствуя грядущие события, он пишет картину «Зарево». На фоне смятенных, алых от пожара облаков стоит фантастический средневековый замок, в окнах которого – отблески огня. На первом плане картины – рыцарь с мечом. У его ног – скульптурные изображения, также окрашенные багровым пламенем. События войны заставили художника конкретизировать подобные темы.

Мир отдан во власть злого «змия» – так воспринимает художник потрясшие его события войны. Реальная классовая сущность войны ему не понятна. Как борьба облаков она приписывается им «космическим силам». Он глубоко страдает, зная о громадных разрушениях ценностей культуры и искусства, памятников старины – разрушениях, принесенных войной. Он пишет картину «Дела человеческие» (1914), изображая иконописные фигуры старцев, которые со скорбью взирают на страшные разрушения.

* * *

В 1917 году Рерих оказывается отрезанным от родины. Это роковое событие в его жизни впоследствии вызывало в нем много горьких чувств. Судя по «Листам дневника» художника, по его деятельности за рубежом, он гордился своей Родиной, гордился своей принадлежностью к великому народу России.

Рерих вдумывается в те процессы, что происходят у него на Родине. Он счастлив, что его мечты сбываются, что народы СССР идут вперед в братстве и единении, что расцветает их культура. Привыкший углубляться в былое, старый художник более всего думает о настоящем и будущем Родины. И когда на Советский Союз обрушивается германский фашизм, Рерих всем сердцем переживает страдания родной страны и верит в ее победу. Он говорит всему миру, оглядываясь на историю России, что русский народ умеет не только «претерпеть», но знает «как строить и слагать в больших трудах славное будущее своей великой Родины», знает, как побеждать. И хотя большинство произведений Рериха позднего периода посвящено голубым сияющим вершинам Гималаев и чужим «богам», но когда до него дошли слухи, что фашисты разрушают святыни и памятники русской земли, он написал по памяти скромную и прелестную «Нередицу». И с новой силой просыпается в нем гордый русский человек, русский художник, исколесивший полмира, перевидавший множество чудес, но не растерявший в этих своих скитаниях ни веры в свой народ, ни любви к Отчизне и ее культуре.

В 1940-1941 годах Рерих пишет ряд своих посланий-поэм: «Великому народу русскому», «Не замай!», «Сила народа», «Первое Мая», «Оборона Родины», в которых воспевает Советскую Россию, советский народ и его строительство, советских богатырей, вставших па защиту Родины от бесчеловечного фашизма.

Художник отлично понимает, что советский народ, народ-созидатель не зарится на чужие земли: «Недосуг до них», «Свою целину надо обрабатывать», недра своей земли использовать, свою землю украшать, изучать ее славную многовековую культуру.

Слушая по иностранному радио злостную клевету на СССР, читая «яростные нападки иноземного печатного слова», старый художник возмущается вражескими кознями, разоблачает их. «Сколько новых незаслуженных оскорблений вынес народ русский,— пишет он с негодованием.— Даже самые, казалось бы, понятные и законные его действия злотолковались ...Малейшая кажущаяся неудача русская вызывала злобное гоготание и потоки лжи, не считаясь с правдоподобием... А если уже невозможно было не упомянуть об удачах, о строительстве русского народа, то это делалось шепотом, в самых пониженных выражениях».

Художник верит и знает, что не поможет «обидчикам русского народа все это кусательство. Всякий, кто ополчится на народ русский, почувствует это на хребте своем. Не угроза, но сказала так тысячелетняя история народов» ⁸. И оглядывая мысленно великий исторический путь, пройденный Россией, он добавляет: «Отскакивали разные вредители и поработители, а народ русский, в своей целине необозримой, вырывал новые сокровища... История хранит доказательства высшей справедливости, которая много раз уже грозно сказала: «Не замай!» ⁹. А уж кому, как не ему, было знать историю народов государства Российского, сколько раз отражавшего вражеские нашествия! Свои знания Рерих не хранил про себя, а излагал их в статьях, в многочисленных беседах, которые вел с представителями разных стран, и прежде всего с прогрессивными деятелями Монголии, Индии и Тибета.

Юрий Николаевич Рерих говорил автору этих строк в 1958 году по приезде из Индии: «Пребывание Николая Константиновича в зарубежных странах, его многолетнее странствование по Востоку – это постоянное радение о русском искусстве, о русской культуре... Везде он несет весть о русских культурных сокровищах. Его экспедиции в страны Центральной Азии, Индию и Китай явились продолжением его исканий истоков русской культуры на Востоке и несением русской культуры к дружественным нам народам Азии. Народы Тибета и Монголии в своих музеях получили возможность знакомиться с картинами Н.К.Рериха и, таким образом, проникать во внутренний смысл русской культуры».

Посол Цейлона в СССР профессор Гунанола Малаласекера в речи на открытии посмертной выставки картин Рериха в Москве в 1958 году говорил: «Всюду, куда бы он ни ходил по Азии – в Индии, в Тибете, в Ладаке, в Сиккиме и Бхутане, в Центральной Азии и Монголии, везде его встречали со знаками особого почитания, доверия и любви, редко оказываемых чужестранцам в этих странах». В Индии его называли «Учителем» («Гуру»), «Сыном Гималаев» («Хималаяпутра»).

Выставка 1958 года в Москве вызвала исключительный интерес самой широкой публики и художников. Она дала возможность почувствовать идеалы Рериха и его противоречия, его неоспоримые достоинства и слабые стороны. Она, хотя и вкратце, подытожила полувековой, многотрудный и вдохновенный, необычный жизненный и творческий путь художника, который, несмотря на свои заблуждения, остался духовно цельным человеком.

На выставке были показаны некоторые из ранних картин Рериха («Поход Владимира на Корсунь» и др.), этюды, которые он писал во время увлеченных странствий по земле русской («Ростов Великий»), его знаменитый «Небесный бой» и скалистые северные берега, «Майтрейя-Победитель», «Явление срока» и многие другие работы, включая и превосходные театральные эскизы для «Князя Игоря», «Весны священной», «Снегурочки», «Пер Гюнта».

Огромный интерес привлекли картины и этюды из циклов «Монголия», «Тибет» и особенно из цикла «Гималаи», совершенно незнакомые нашему зрителю. Рерих, постоянно мечтавший о далеких, неведомых странах, о тайнах, скрытых природой от людских взоров, оказался среди сказочно прекрасного, величественного мира. Всем своим предыдущим жизненным и культурным опытом Рерих был более, чем кто-либо другой, подготовлен к восприятию этого нового мира. Воспитанный в глубочайшем уважении к культуре других народов, широко образованный русский художник сумел разглядеть и отразить в своем искусстве этот мир, его красоту, его величие. Рерих увидел Гималаи вполне сложившимся художником, сыном великой страны, мастером культуры. Ему было легче, чем кому-либо другому, даже местному жителю, овладеть новым материалом. Однако годы скитаний наложили на художника известный отпечаток. В гималайском цикле обращает на себя внимание сугубо созерцательное настроение художника. Покой безмятежного созерцания перед величием природы – таково умонастроение, выраженное в ряде лирических и эпических композиций восточных циклов.

И хотя с тех пор как Рерих учился в мастерской Куинджи прошло много лет и много дорог исходил с тех пор художник, выработав свою индивидуальную манеру письма, в гималайском цикле улавливаются переработанные принципы пейзажной живописи школы Куинджи. Они сказываются и в восторженном отношении художника к природе и в активной композиции, превосходно использующей декоративное сопоставление цветовых масс; они сказываются и в «ликующих» красках, прекрасно передающих эффекты высокогорных восходов и закатов, «девственную лазурь» неба. Так, «неисповедимыми» путями корни русской культуры давали ростки и побеги «за тридевять земель, в тридесятом царстве»...

О созерцательных настроениях художника в пору его жизни на Востоке автору рассказывал Ю.Н.Рерих: «Для него созерцание природы не было уходом от жизни. Перед ликом природы он пишет статьи, зовет людей на труд во имя культурного сотрудничества. Среди горной природы он укрепляется духом, мечтает о возвращении на Родину, готовится к этому дню приобщения к всенародной работе. В этом он был близок к тем большим людям Индии, которые в общении с природой гор видели укрепление сил человека во имя служения народу...»

Завещанием русского художника и патриота звучат многие строки «Листов дневника». Рерих пишет, как много еще предстоит сделать советскому человеку, ученому, художнику. И обращаясь главным образом к советской молодежи, которая, он знал, выполнит всю эту и много другой работы на пользу Родине, он старческой рукой выводит: «Привет».