Поступить на службу в Общество поощрения художеств делопроизводителем и помощником директора музея уговорил меня В.И. Зарубин. Он занимал должность секретаря <...>

Работать с Зарубиным – одно удовольствие. Так было все просто, по-дружески, по-домашнему, а дело шло хорошо. Я щелкал на машинке, подшивал «входящие» и «исходящие»; часто мы, ничего не делая, говорили о выставках и картинах. Раз в две недели собирался комитет. Несмотря на то, что канцелярия состояла только из четырех служащих – секретаря, делопроизводителя, кассира и бухгалтера и работала только три часа в день, комитет управлял большим и серьезным делом. У Общества были художественно-промышленная школа с четырьмя пригородными отделениями и художественно-ремесленные мастерские в Демидовом переулке. Всех учащихся было более тысячи человек с более чем пятьюдесятью преподавателями. Соб-ственное здание на Морской, 38, где помещался Художественно-промышленный музей, постоянная художественная выставка и аукционный зал <...>

До Зарубина секретарем был Рерих. Когда он вернулся, то снова стал секретарем, а Зарубин – преподавателем школы. При Рерихе дела прибавилось значительно. Этот человек не любил «тихо жить да поживать». Он всегда в работе. Дело двигал и себя не забывал. У него, как у хорошего шахматиста, все ходы обдуманы вперед <...>

После Е.А. Сабанеева директором Школы Общества поощрения художеств был назначен Николай Константинович Рерих, который место секретаря снова уступил Зарубину. Талантливый, энергичный, молодой, Рерих сразу принялся за реформы. Прежде всего он восстановил педагогический совет, который собирался время от времени для решения школьных вопросов. Раньше директор все делал самостоятельно, совет только обходил работы учащихся два раза в год на экзаменах. Заседания совета не были надоедливыми, без лишних словопрений. Свою идею о какой-нибудь реформе или нововведении в школьном деле Рерих выносил сначала на обсуждение двух-трех близких товарищей (Бобровского, Химоны и меня), а затем в «курилке» потолкует с другими преподавателями, узнает их мнение и тогда уже готовое доложит общему собранию преподавателей. Вопрос настолько бывал уже продуман, что возражений не встречал и принимался единогласно. Иногда Рерих решал вопросы самостоятельно и докладывал собранию уже post factum.

Так он учредил класс рисования животных, назначив меня его руководителем. Я было начал возражать: «Как, да что, да я...» – «А как хочешь, так и веди класс, это тебе лучше знать», – сказал Рерих < ...>

С Рерихом было приятно работать: все делалось по-товарищески, главное – чувствовалась живая струя свежего воздуха. Школа не стояла на месте, каждый год открывались новые классы или новые художественно-промышленные мастерские, увеличивался состав преподавателей приглашением выдающихся художников. Помещение делалось уже мало, некоторые мастерские и скульптуру перенесли в Демидов переулок.

Постепенно в нашем педагогическом составе появились такие художники, как Андреолетти и Малышев (прекрасный медальер и анималист), Белый, Билибин, Бобровский, Вахрамеев, Врублевский, Гельфрейх, Герардов, Клевер, Кардовский, Линдеман, археолог Макаренко, критик С. Маковский, Плотников, Федорович, Фетисов, Химона, Щуко, Щусев, палехский иконописец Тюлин и другие <...>

Н.К. Рерих, создавший себе всесветное имя своим оригинальным, полным поэтического мистицизма искусством, был талантливым директором Школы. Кроме нововведений, о которых было уже сказано, Рерих ввел лекции по анатомии и, кроме краткого курса истории искусств, эпизодические лекции по этому предмету известных специалистов.

Сам он посвящал особые часы обсуждению экскизов для стенной живописи. Организовал под руководством Щуко, Билибина, Макаренко и Плотникова экскурсии учащихся в старинные русские города для изучения древнерусской живописи и зодчества. Надо удивляться, откуда у Рериха столько сил и энергии. Вникая во все детали школьного дела, во все нужды художественно-промышленного образования, проводя свои планы через педагогический совет и комитет Общества, привлекая нужных людей, он находил время писать много прекрасных картин, составляющих гордость музеев и частных коллекций, делать эскизы декораций и целые театральные постановки, росписи храмов в селе Талашкино, громадные панно для Казанского вокзала в Москве (уничтоженные бывшим директором Академии художеств Масловым), эскизы для архитектурной мозаики. Кроме того, он писал газетные фельетоны, статьи по искусству и белые стихи. Эти его писания я не любил; когда он их читал, не знал, что делать от скуки; я не переносил его архаику в литературе и трудно усваиваемую мистику в стихах. Удивительно, когда он выбирал время на все это. Кроме того, он делал доклады в Археологическом обществе о произведенных им раскопках, собирал ценную коллекцию голландской живописи и коллекцию монет. Всего, что он делал, не перечесть. Он не раз ездил за границу, посещал театральные премьеры, концерты. Он был связан со всеми редакциями, издательствами, типографиями и критиками, знал – когда и какую кнопку нажать <...>

А эта Школа, существовавшая восемьдесят лет, была замечательная, самая свободная, самая демократическая. В царское время Школа Общества поощрения художеств открыла свои двери всем желающим посвятить себя искусству или просто познакомиться с ним.

Здесь сидели рядом: ремесленник и чиновник, матрос и офицер, студент и дьякон, мальчик от маляра или резчика и юноша из провинции, крестьянская девушка и генеральская дочь. Школа не была подчинена никакому министерству и существовала на свои скудные средства.

1934–1935

Рылов Аркадий Александрович (1870–1939) – русский художник-пейзажист, заслуженный деятель искусств РСФСР.

Публикуется по изданию: Рылов А.А. Воспоминания. Л., 1977.