От невежества — тьма, от знания — свет. Ложное искусство — заурядно; истинное искусство творит радость духа и ту мощь, из которой произрастет наше будущее.

Следует тщательно отобрать все, что может повести человека новым путем. Как в доисторические времена палеолит был вытеснен неолитом, так и в наши дни на смену механической цивилизации приходит культура. Друиды тайно поклонялись законам мудрости; подобно этому, в нарождающемся царстве духа внимание обращается к знанию и красоте. Многие на родине уже освещены этим тайным огнем; многие уже объединены им, каждый пробудившийся является атомом в новом строении. Аналогичная мысль возникает в разных странах одновременно, подобно сильному растению, дающему жизнь многочисленным молодым побегам из единого корня.

Друзья, не хотите ли послушать о русском искусстве? Вы заинтересовались и томитесь в приятном ожидании. И совершенно справедливо. Русский народ всегда был близок к искусству. С давних времен все традиции его жизни были пронизаны истинным искусством. Древний героический эпос, фольклор, национальные струнные и духовые инструменты, кружева, деревянная резьба, иконы, архитектурные орнаменты — все говорит об истинно художественном вдохновении. И даже теперь выставки, концерты, театральные постановки и публичные лекции неизменно привлекают множество людей. В Москве из двухмиллионного населения каждую выставку посещают десять тысяч человек (в то время как среднее число посетителей художественных выставок в Лондоне равно пяти тысячам из десятимиллионного населения).

Совсем недавно Куприн писал: “Русские деревни приветствуют интеллигенцию. Она приблизилась к пониманию крестьянства. Вновь прибывшего студента, будь то мужчина или женщина, доверительно просят учить маленьких деревенских детишек, чьи старшие братья и сестры страстно желают изучать не только музыку, но и иностранные языки. Встречаются и бродячие фотографы со множеством заказов. Художник, способный воспроизвести на куске холста приблизительное сходство с человеческим лицом, может рассчитывать на долгую, безоблачную и обеспеченную жизнь в деревне. Я говорю безоблачную, потому что деревенские жители даруют опекунство этим незнакомым художникам”.

Я тоже мог бы привести многочисленные примеры любви к искусству и просвещению среди простого русского народа.

В одной статье не охватить все области обширных владений русского искусства. Однако можно наметить вехи и главные направления, которые поведут нас от современности в глубь веков.

Кроме современных русских мастеров: Серова, Трубецкого, Врубеля, Сомова, Бакста, Григорьева, — вы дали высокую оценку нашим выдающимся соотечественникам, таким, как Репин и Суриков, Нестеров и Левитан. Вы также встретились с именами старых мастеров: классика Брюллова, религиозного гения Иванова, толкователя народной жизни Венецианова и наших великих портретистов Левицкого и Боровиковского. Но все же необходимо определить характерные национальные особенности и течения русского искусства.

Наше искусство очистим ли? Что возьмем? Куда обратимся? — К новым ли перетолкованиям классицизма? Или сойдем до античных первоисточников? Или углубимся в бездны примитивизма? Или искусство наше найдет новый светлый путь “неонационализма”, овеянный священными травами Индии, крепкий чарами финскими, высокий взлетами мысли так называемого “славянства”?

Нас глубоко волнует вопрос: откуда берется радость искусству? И хотя она стала менее ощутимой за последнее время, ее звучащие, приближающиеся шаги уже очевидны.

Среди недавних достижений одно примечательно и ярко: быстро растет понимание декоративной, украшающей природы искусства. Подлинная цель и значение искусства снова выдвигаются вперед, правильно понимаются как украшение жизни и заставляют объединиться художника и зрителя, мастера и владельца в порыве творения и ликовать в порыве радости.

Есть основания надеяться, что эти современные стремления отбросят мертвые грузы, насильственно прикрепленные к искусству в прошлом веке. Кажется, что слово “украшать” приобретает обновленное значение среди народа.

Очень важно, что культурная часть общества в настоящее время стремится познать истоки возникновения искусства: ведь через эти кристальные родники можно по-новому осмыслить великое назначение “декоративности” в человеческой жизни, которое повлечет к возникновению совершенно нового стиля и новой эпохи, находящихся за пределами нашего нынешнего воображения. Но абсолютно ясно, что эта новая эра по напряжению ликования будет сродни первым человеческим экстазам.

Но цветы не растут на льду. Для создания новой эры необходимо, чтобы общество следовало за художниками; люди должны стать их сотрудниками. Общественное мнение, помогающее художественному творчеству, воздействует на произведения через требование к организациям выставок, художественных галерей и частных коллекций, оно и будет тем теплом, без которого из корней не прорастут побеги. К счастью, как я уже говорил, интерес образованной публики отходит от сумрака прошлых веков, среди которого сверкают поистине драгоценные камни: дорогие или скромные, но равновеликие по чистоте замысла, давшего им материальные формы. Постараемся распознать то, что могли бы увидеть, перенесясь в глубь прошедших веков: удивились ли бы мы мудрости врожденного художественного инстинкта или бы обнаружили вокруг себя просто талантливых детей? Нет: мы обнаружили бы не детей, а мудрецов.

Не станем детально рассматривать различные древние произведения искусства; такие измерения и объяснения могут оскорбить их создателей и настоящих владельцев. Впечатление гармонии присуще искусству; и то, что несет очарование красоты и чистоты, благородство и своеобразие, следует рассматривать как искусство, и не надо бояться клеветы. При оценке современных произведений творчества многие из нас останавливают внимание на их недостатках. В этих порицаниях чувствуется молодость страны.

Давайте обратимся к тридцатым годам прошлого столетия и еще дальше. Многое из того времени затронет струны наших душ: благородный расцвет в эпоху Александра I, истинно декоративный блеск во времена Екатерины Великой и Елизаветы (XVIII) и восхитительный конгломерат искусства в период Петра Великого. К счастью, большая часть его избежала разрушения и живо говорит за себя.

Что еще гораздо менее известно и понято, так это допетровские времена. Наше представление о них долгое время было хаотичным из-за примеси собственных домыслов, которые всегда являются результатом поверхностных знаний. Самый верный способ изучить постройки и церкви допетровской эпохи — это мысленно перенести в них сокровища наших музеев, ювелирные изделия, ткани, иконы и т. д.

Самое достойное место среди произведений древнерусского искусства следует отвести иконам, оценивая их по самым высоким меркам. Лики этих чудотворных картин производят магическое впечатление. В них отразилось величайшее понимание приемов силуэтной живописи и глубокое чувство пропорции в написании фона. Кажется, что лики Христа, Девы Марии, некоторых любимых святых действительно излучают энергию, приписываемую им: Лик — грозный, Лик — благостный, Лик — радостный, Лик — печальный, Лик — милостивый, Лик — всемогущий. Все тот же лик, спокойный чертами, неизмерим по глубине выражений: чудотворный Лик.

До настоящего времени никто не отваживался отнестись к иконам чисто с художественной точки зрения, ведь только в этом случае в них открывается мощный декоративный дух вместо наивности и грубости, которые им приписывали до сих пор. Гениальное декоративное чутье их безызвестных создателей вылилось в совершенное для того времени мастерство, отразившееся на огромных плоскостях церковных стен. Мы все еще в неведении о родственной связи этого чутья с настоящей техникой и знанием, а посредственные “специалисты” описаний этих стен и иконных полотен часто вызывают сильное чувство боли и обиды за художественные произведения.

Разве мало почувствовать ликующую смелость красочных выражений в настенной росписи церквей Ярославля и Ростова? — Достаточно просто взглянуть на интерьер храма Иоанна Предтечи… Какая гармония в сочетании прозрачнейшей лазури с яркой охрой! Какая легкость и покой в серовато-изумрудной зелени, и как уместны на ней красновато-коричневатые одежды! По тепловатому светлому фону летят прозрачные архангелы с густыми желтыми нимбами вокруг голов, и их белые одежды против него выглядят более холодными тенями. А золото: оно нигде не беспокоит глаз, оно наложено так совершенно и так обдуманно. Воистину, эти изысканнейшие картины — тончайшая шелковая ткань, приличествующая облачению стен храма Иоанна Предтечи.

В лабиринте церковных переходов в Ростове каждая из крошечных дверок поражает вас неожиданно красивым цветовым аккордом. Сквозь поразительно прозрачную бледность пепельно-серых стен просвечивают мягко очерченные образы. В некоторых местах вдруг ощущаешь горячий жар раскаленно-красных и коричневых тонов; в других веет покоем от синей прозелени; и вдруг, внезапно останавливаешься, как от строгого слова из Писания, натолкнувшись на призрачный образ цвета охры.

Чувствуешь, что все это делалось не случайно; и что не случайно приведен в этот храм, и что будешь хранить память об этой красоте и извлекать пользу из нее более чем когда-либо до сих пор.

Эти произведения искусств, извлеченные из старины семнадцатого века, создавались “с честной совестью и подобающей целью, с благородной любовью к украшательству, для того, чтобы люди чувствовали себя здесь стоящими перед лицом Высшего”.

Когда позже писалась знаменитая чудотворная икона Иверской Божьей Матери, доску обливали святой водой, с великой ревностностью служили божественную литургию, мешали святую воду и святые мощи с красками, а художник принимал пищу только по субботам и воскресеньям. В те дни велик был экстаз при написании икон, и счастье, когда выпадал он подлинному художнику, вдохновленному вечной красотой векового образа.

В русской настенной росписи прослеживаются прекрасные законы итальянской живописи, примененные чисто декоративно. С другой стороны, татары привнесли оттенок капризности Дальнего Востока в работы наших старых мастеров. В царский период русской истории декоративность вошла в повседневную жизнь и достигла своего расцвета. И храмы, и дворцы, и частные домики являются образцами совершенной пропорции, благодаря которой постройка и ее декоративное убранство образуют единое целое. Здесь спорить не о чем!

Благородный характер искусства, которое процветало в Новгороде и Пскове — “Великом водном пути”, ведущем из Балтийского моря в Черное, насыщался наилучшими элементами ганзейской культуры. Львиная голова на монетах Новгородской республики чрезвычайно напоминает голову Святого Марка… Не была ли это мечта северного великана о далекой южной королеве морей Венеции? Современные белокаменные стены Новгорода — “Великого города, который был сам себе хозяином” (цитирую полностью его древнее название), выглядят так, как если бы они были украшены ганзейской росписью. Новгороду, знаменитому и мудрому от бесконечных набегов его вольницы, очевидно пришлось спрятать лик свой от случайных прохожих из-за каприза, а не от стыда: никаких темных пятен не лежит на репутации знаменитого старого города; даже особенности старины сохранились в нем до девятнадцатого столетия.

Совсем другое влияние оказал Дальний Восток, ибо татарские набеги посеяли такую ненависть, что его произведения искусства остались в небрежении. Забыто, что таинственная колыбель Азии вскормила этих странных людей и повила их великолепными дарами Китая, Тибета и Индостана. Россия не только страдала от татарских мечей, но сквозь их звон слушала чудесные сказки умных греков и смышленых арабов, странствующих по Великому Пути.

Монгольские манускрипты и летописи иностранных послов тех дней повествуют нам о необъяснимом смешении жестокости и утонченности у великих кочевников. В ставках татарских ханов можно было встретить самых лучших художников и мастеров.

Существует и другая точка зрения на сущность татар, кроме той, что указана в учебниках:

Татарское презрение и жестокость заставили русских князей отказаться от кровной вражды и сплотиться против общего поработителя; татары проучили их всемогуществом безжалостных побед; но они же принесли из Азии древнюю культуру и распространили ее по всей опустошенной ими земле русской.

Труднее вспоминать о варварских способах, которыми русские в междоусобицах разрушали города друг друга прежде, чем татары вторглись на их землю. Белые стены русских храмов и башен, “сияющие белизной, будто сыр”, как написано в древних летописях, много страдали от страшных таранов родственных кланов.